Забытая добродетель

…и будьте дружелюбны.
(Кол. 3: 15)

Радость общения – одно из главных земных утешений человека.
Игумен Нектарий (Морозов)

Я зашла в пекарню «Хлебница» перекусить, свободное место за столиком было только рядом с бабушкой, допивавшей чай. К чаю не было даже плюшки, а бабушка была старенькая, но очень опрятная, с ясными темно-карими глазами под черными, без единого седого волоса, бровями.

– Вкусно, наверное, – улыбнулась бабушка, кивнув на мой капучино. – Вот дождусь пенсии и тоже попробую.

– Я ща! – я положила надкусанную булочку и ринулась к прилавку. – Еще один капучино, пожалуйста!

Я поставила стакан перед старушкой:

– Разрешите вас угостить? Пожалуйста, не надо ждать пенсии, выпейте кофе сейчас.

– Спасибо! – обрадовалась та. – Ой, как вкусно! Доброго здоровья вашей матушке!

– Пожалуйста. Только матушка моя уже упокоилась.

– Тогда напою ее, – бабушка снова улыбнулась. – Я здесь, а она там полакомится!

Бабушка так была рада этому дрянному капучино и так благодарила, как будто я ради нее в горящую избу вошла. Мне стало грустно: неужели я так отстала от жизни, что по привычке считаю нормой то, что уже стало чем-то из ряда вон выходящим?.. Вспомнила, как на днях, гуляя, посторонилась, чтобы пропустить подростка на самокате, – а он, к моему удивлению, улыбнулся с искренней благодарностью:

– Огромное вам спасибо!

Да за что же? За то, что не обругала, что ли? Разве это не в порядке вещей – проявить любезность, притом совершенно необременительную?

А ведь и правда: обычная любезность становится в нашем обществе забытой добродетелью, чем-то вроде умения вальсировать – оно, может, и красиво, но архаично и непонятно, для чего нужно. И вероятность встретить любезного человека (в МФЦ, поликлинике, «Сбербанке», пригородном автобусе, «Пятерочке», церковной свечной лавке – где угодно) – это как шанс получить в ночном клубе приглашение на вальс.

А те модели поведения, которые приняты в обществе, полностью противоположны любезности

Журналисты (по крайней мере светские), когда берут интервью, стремятся спровоцировать собеседника, «выбить» из него раздражение или слезы, заставить потерять лицо. Почему-то считается, что крик, истерика, ругань – это момент истины, герой программы предстает без прикрас, таким, каков он на самом деле. Хотя состояние аффекта – это, по сути, временное помешательство, недаром оно служит смягчающим обстоятельством в суде.

В интеллигентной среде считается хорошим тоном «срезать», «отбрить» собеседника, в моде ирония, переходящая в сарказм. В молодежной – допустимо унизить, высмеять ближнего. В среде церковной, особенно неофитской, язвительность и насмешки не приветствуются, но позволительно быть грубым: зато, мол, я прямодушный и искренний! Льстивых улыбок и лицемерных похвал от меня не ждите – нахамлю чистосердечнейше, от всей души!

В истории христианства уже были противники любезности: английские протестанты

В истории христианства уже были противники любезности: английские протестанты-«круглоголовые», объявившие войну как модным прическам с пышными локонами, так и хорошим манерам. Демонстративная грубость пуритан вошла в поговорку, сами же они объясняли, что они – за правду, против лицемерия, замаскированного учтивыми словами и изящными поклонами.

Полагаю, что в этом (как и во многом другом) пуритане прискорбным образом заблуждались, и не стоит им подражать. Безусловно, лицемерие непростительно для христианина, но непростительно и намерение обижать ближних («Павел извергает из Царствия не только прелюбодеев и блудников, но и обидчиков»^[1], – подчеркивает святитель Иоанн Златоуст.)

Чтобы быть правдивым, вовсе не нужно быть грубияном, тем более что христианская любовь к ближнему не предполагает таяния от сентиментальной нежности к нему. Нежность – это признак «филии», глубоко личной взаимной привязанности друзей, тогда как заповеданное нам Христом отношение ко всем людям по-гречески именуется «агапэ» – любовь-доброта, доброе отношение как результат свободного выбора. Ничто не мешает сделать этот выбор и следовать ему, невзирая на то, что этот конкретный ближний нам лично не нравится. И правдив лишь тот, кто ищет опоры в правде Божией, то есть правде любви, поскольку Бог есть любовь (ср.: 1 Ин. 4: 16).

А любезность не имеет ничего общего с лестью и лицемерием. Это мягкость манер, умение улыбнуться собеседнику, даже если на душе кошки скребут, готовность оказать посильную, необременительную услугу. Просто так, потому что мы же люди.

В школьные годы настольными у меня были книги академика Лихачева. Дмитрий Сергеевич придает большое значение любезности. Он подчеркивает: навык быть любезным нужен не для манипулирования окружающими, а «чтобы человек не мешал человеку, чтобы все вместе чувствовали бы себя хорошо»^[2].

«‟Вы оказали мне любезность”. Это добрая услуга, не оскорбляющая своим покровительством лицо, которому оказывается»^[3].

«Хорошие манеры созданы опытом множества поколений и знаменуют многовековое стремление людей быть лучше, жить удобнее и красивее»^[4].

«Любезность предстает перед нами как своего рода этическое, эстетическое и интеллектуальное жизненное творчество, осуществляющееся в обычном общении людей и направленное на придание нашим проявлениям в общении социально безболезненной формы»^[5], – вторит ему философ Иван Ильин.

Социально безболезненная форма – вот в чем суть. Любезными нужно быть не ради выгоды, как думают пуритански настроенные церковные люди, нарочно выставляющие себя «грубыми, зато честными», а чтобы причинять ближним меньше боли. Быть любезным – милосердно, великодушно, это навык, необходимый каждому, кто не хочет ранить окружающих невидимыми шипами своей усталости, раздражительности, нервозности и страха.

В понятие любезности входит и умение «придержать свое мнение», когда его никто не спрашивал

В понятие любезности входит умение «придержать свое мнение», когда его никто не спрашивал, и даже вовсе не иметь его о предметах, далеких от нашей компетенции. Только самоутверждающиеся подростки стремятся иметь мнение обо всем на свете и сообщать его окружающим по любому поводу.

Всем знакома ситуация: человек публикует в соцсетях пост в день казни поэта Гумилева, и тут же в комментариях кто-то пишет: «Терпеть не могу этого пафосного, напыщенного Гумилева с его “конквистадорами”!» Разумеется, Гумилева можно назвать и пафосным, и напыщенным, если угодно, но – зачем же это делать на страничке поклонника его поэзии? Чтобы «выразить себя»?..

Да что Гумилев – под каждым фото упитанного кота непременно обнаружится комментарий: «Фу, я не люблю кошек!» И часто это даже не сознательное желание испортить ближнему настроение, расстроить его, а… банальное неумение поддержать разговор. Ну не умеет человек к месту сказать какой-нибудь милый пустячок, не умеет и промолчать. А расстраивает собеседника – походя, совершенно бездумно, потому что не привык уважать и щадить чувства ближних.

Духовность – кровля, а фундамент – доброжелательное и любезное отношение друг к другу

В церковной среде много говорят о духовности – но это кровля, которую без фундамента и стен возводить, мягко говоря, преждевременно. А фундамент – доброжелательное и любезное отношение друг к другу. На мой взгляд, оно начинается с мелочей, таких как готовность оплатить «подвешенный» кофе для незнакомого студента, у которого нет лишних 50 рублей, но очень хочется перекусить и согреться. Не стоит сразу браться за подвиги, идти волонтером в хоспис – так можно быстро перегореть, не рассчитав своих сил. Не нужно пытаться с места в карьер просиять любовью – достаточно, если выражение вашего лица не отпугнет человека, которого вы по доброте душевной предложили немного подвезти.

Сейчас это приобрело особую актуальность, поскольку многие люди напуганы, дезориентированы, со страхом смотрят в будущее – и, плохо умея выдерживать неопределенность и справляться с тревожностью, ведут себя агрессивно. Остудить страсти поможет только спокойствие и доброжелательность – любезность – тех, с кем эти взволнованные люди встречаются. Давайте постараемся подать внешним пример достойного, уравновешенного поведения, без истерик и желания покусать друг друга – может быть, им тоже захочется!

Православие.ru