Когда мы слышим имя Петр Павлович Ершов, то сразу вспоминаем любимую с детства сказку о Коньке-Горбунке. Многие могут цитировать ее наизусть большими кусками, хотя специально не заучивали – уж очень легок и приятен слог.
И практически ничего другого мы об этом человеке не знаем. Павел Петрович для нас – человек одной книги. И все-таки интересно, каким он был? Гостеприимный и добродушный толстяк в аккуратном пенсне. По мнению света – карьерный неудачник, инспектор Тобольской гимназии, влюбленный в свою педагогическую работу. Автор сатирических пьес и трепетных духовных стихов.
Представьте себе, по набережной реки Мойки спешит 19-летний студент в форменном кителе Императорского университета. В Петербург он прибыл недавно, и все ему кажется диковиной: нарядные дамы, прогулочные лодочки, лихачи на Невском. Но сегодня нет настроения глазеть по сторонам. Сегодня судьбоносный момент: вердикт его рукописи вынесет сам Пушкин.
Когда-то в семье провинциального чиновника родились два брата – Петр и Николай. Семья много странствовала, так как отца часто переводили по службе. И места были суровые, сибирские: древний Тобольск, Березов, Омск и Петропавловск. Кто населял в ту пору военные крепости? Ссыльные да казаки. С детства мальчик впитывал сочный народный язык, слушая казачьи сказки. Впрочем, сказки далеко не всегда были сказочными в нашем, современном смысле слова. В основном служилые говорили о делах военных, о походах Ермака да о восстании Емельки Пугачева.
Потом были годы гимназии, братья жили на квартире в купеческой семье и коротали вечера за книгами при свечах. Город не был захолустьем, сюда из Петербурга поступали свежие журналы и книги. Тогда-то и открылось братьям «солнце русской поэзии» – имя Александра Сергеевича Пушкина. Вероятно, перед самым переездом в Петербург они прочли и пушкинские сказки – о царе Салтане, о попе и работнике Балде. «Вот она, совершенная форма! – думалось юному сибиряку. – Ах если бы научиться так же просто и мелодично излагать наши казачьи былички». А слова уже сами складывались в строки, находились рифмы. Оставалось лишь взять перо.
Не прошло и пары лет, как он шагает по столичным улицам, несет свою рукопись, сказку «Конек-Горбунок», тому самому Пушкину. Что если знаменитый поэт высмеет первую работу? Бросить литературу?
«Замечательно! – по преданию, расхохотался Пушкин. – Теперь этот род сочинений, сказки, мне самому придется оставить».
Одобрил сказку и Василий Андреевич Жуковский. Но особенное внимание к «Коньку-Горбунку» уделил другой человек пушкинского круга, поэт и профессор Петр Александрович Плетнев. Он преподавал тогда в Петербургском университете. Однажды он явился на лекцию с загадочным видом и начал читать замечательную сказку в стихах. Лишь один студент знал, что это за сочинение – Петр Ершов, красневший от неловкости и волнения. Внезапно профессор оборвал чтение и аудитория замерла: интересно, что же будет дальше? «А дальше поинтересуйтесь у автора, – сказал Плетнев. – Ну-с, господин Ершов, поднимайтесь, чтобы коллеги вас увидели».
И сказку напечатали в серии «Библиотека для чтения».
Книга прошла почти незамеченной, если не считать грубо ругательной рецензии безбожника Белинского. «Неистовый Виссарион» не поскупился на эпитеты: «в книге есть русские слова, но нет русского духа», «сказка не имеет никакого художественного достоинства», «подлинный талант начинает с пламенных произведений, а не с фарса».
Вскоре вышла другая книга Ершова – романтическая быль «Сибирский казак». Но наслаждаться славой молодому поэту не пришлось. Умирает брат Николай, умирает отец, вскоре скончается и мать. Устроиться по окончании университета в столице не получилось (как говорил другой популярный литературный персонаж той эпохи, «служить бы рад, прислуживаться тошно»).
И Петр Павлович Ершов вернулся в родной Тобольск. Покидая столицу, он не унывал, напротив радовался встрече с Сибирью, своей «северной красавицей».
Он преподавал в родной гимназии, потом сделался инспектором, всей душой отдаваясь учительскому делу. Создал детский театр, для которого сочинял пьесы: «Сельский праздник», «Суворов и станционный смотритель», комическую оперу «Якутские божки», «Черепослов».
Одним из воспитанников его стал другой всемирно известный тоболяк – Дмитрий Менделеев, будущий гениальный химик. Через некоторое время он стал зятем Ершова, взяв в жены его приемную дочь.
Не оставлял Петр Павлович и занятия литературой, публиковался в «Современнике» Плетнева. Писал духовные стихи «Молитва», «Час тайны», «Служба кончилась, я снова теплой верою согрет...»
Была создана и повесть «Осенние листья». Сохранился отрывок из нее о том, как холодной ночью накануне Пасхи герои заблудились в лесу, едва не погибли, но выбрались чудесным образом, услышав благовест.
Но сегодня эти книги известны в основном специалистам. Может быть, автор так и скончался, считая себя «литературным неудачником». Но для нас Петр Павлович навсегда останется добрым сказочником, автором любимой с детства истории про Конька-Горбунка.
Впервые опубликовано в мартовском номере газеты «Челябинские епархиальные ведомости» за 2015 год
***
Служба кончилась. Я снова
Тёплой верою согрет,
Вышел с холма лугового
Посмотреть на Божий свет.
Бесподобно! Вечер лета
Чудной свежестью дышал
И завесой полусвета
Всё пространство покрывал.
Там, на светлости лазури,
Золотистые с краёв,
Плыли вдаль остатки бури
Лёгкой группой облаков.
Солнце к западу клонилось;
Долу искрились поля;
Ароматами струилась
Обновлённая земля.
Жизнь везде заговорила,
Морем звуков разлилась:
Здесь – долины огласила,
Там – в лесах отозвалась.
Я смотрел. Часы бежали.
Раскалённый солнца шар
Пал за лесом в синей дали,
Запад вспыхнул как пожар.
Разноцветными огнями
Луч по воздуху скользил
Прыскал по небу стрелами
И дождинки серебрил.
«Есть ли где во всей вселенной
Мир прекрасней?» – я вскричал.
«Есть за гробом», – вдохновенно
Чей-то голос отвечал.
Я взглянул: вблизи за мною
Старец сгорбленный стоит;
Светлый взор под сединою
Важной думою горит.
Он смотрел на запад дальний,
Одевающийся в тень,
И улыбкою прощальной
Провожал угасший день.
1840 г.