Имя Михаила Витальевича Шкаровского известно сегодня каждому, кто интересуется историей Русской Православной Церкви ХХ века. Недавно он стал одним из авторов учебника по церковной истории, выпущенного в издательстве «Познание» и принятого в качестве стандартного учебного пособия для бакалавров по специальности «Теология». А вообще на счету Михаила Витальевича более сотни монографий, популярных книг, статей, посвящённых русской церковной истории ХХ столетия – как в СССР, так и за его пределами, а также православию на Балканах, в Константинополе, в Африке, на Афоне. Мы беседуем с Михаилом Витальевичем о его судьбе, о науке, о церковной истории.
– Ваша кандидатская диссертация была посвящена советской промышленности, а докторская была уже по церковной истории? Как вы пришли к такой теме?
– Это произошло в начале 90-х годов. Несколько было причин. С одной стороны, я именно в это время обратился к вере и крестился. И в те же годы начал сотрудничать с Ленинградской духовной академией. В частности, тогда её ректором был протоиерей Владимир Сорокин. Я стал у него окормляться. Он и сейчас служит у нас в Санкт-Петербурге настоятелем Князь-Владимирского собора. Он председатель комиссии по канонизации новомучеников, исповедников нашей епархии, куда вхожу и я. С 1984 года и по сей день я работаю в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга, где хранится большая часть документов по истории Санкт-Петербургской епархии.
В советское время тема церковной истории оставалась не исследованной лакуной. И вот тогда, в начале 90-х годов я решил составить справочник по истории храмов и монастырей Петербурга. Отец Владимир поддержал мою первую историко-церковную инициативу и помог издать этот справочник на средства Духовной Академии. Мы готовили справочник в соавторстве с руководителем нашего научного отдела Натальей Юрьевной Черепининой.
В то же время я увлёкся русской религиозной философией, читал то, что доступно – от трудов Ивана Ильина, отца Сергия Булгакова до отцов Александра Шмемана и Иоанна Мейендорфа. С отцом Иоанном Мейендорфом мне удалось познакомиться лично, когда он приезжал в Санкт-Петербург.
Я начал принимать участие в историко-церковных конференциях. Как раз тогда отмечался 250-летний юбилей Санкт-Петербургской епархии, в котором принял участие и я. Тогда же в 1992 году вышли мои первые статьи по церковной истории, а в октябре 1996 года я защитил докторскую диссертацию «Русская Православная Церковь и религиозная политика Советского государства в 1939 – 1964 годах». Позже, по результатам диссертации вышла одноимённая монография, а перед этим вышла ещё книга «Петербургская епархия в годы гонений и утрат 1917 –1945».
К этому времени у меня уже было собрано огромное количество документов по репрессиям священнослужителей и всех пострадавших за веру. Как сотрудник архива, я мог достаточно свободно работать с соответствующими фондами, и даже больше того, по моим запросам мне пересылали из всех региональных архивов ФСБ дела для изучения и просмотра.
В те годы я как раз увлёкся изучением иосифлянского движения, по имени митрополита Иосифа (Петровых). Это было наиболее мощное организованное движение в церковной среде. Центром его был Ленинград, но иосифлянские группы и даже отдельные епархии были практически во всех регионах Советского Союза, поэтому мне переслали эти материалы даже из других республик. Например, из Казахстана я получил следственное дело митрополита Кирилла (Смирнова), документы Иосифа (Петровых), их письма. В конце 90-х годов вышла моя монография по истории иосифлянского движения.
Помимо иосифлянства я занимался и историей обновленческого движения, ведь его родоначальник Введенский, Боярский, Красницкий также происходили из нашего города. В конце 1990-х вышла моя монография и об обновленчестве. Тогда практически никто из российских исследователей этим не занимался.
Постепенно я стал выходить с местной региональной на общероссийскую тематику. А в 2001 году начал работать в епархиальной комиссии по канонизации святых.
– Известны также ваши работы о положении православных в Европе первой половины ХХ столетия, об эмигрантах, в том числе в фашистской Германии. Как вы вышли на это направление?
– Начал я с изучения церковной жизни блокадного Ленинграда. Это уникальная страница истории, настоящий духовный подвиг. 10 храмов действовали в период блокады. По моим подсчетам из 60 священников блокадного Ленинграда 20 умерли от голода; чудом выжил будущий Патриарх, тогда митрополит Алексий (Симанский), а его келейник инок Евлогий скончался. До сих пор занимаюсь этой темой. К 80-летней годовщине блокады у меня вышло несколько книг, но тема далеко не исчерпана, появляются новые документы, всплывают воспоминания.
Тогда Ленинградская епархия включала в себя Новгородскую и Псковскую области. Невозможно было обойти историю Псковской духовной миссии, так мне пришлось иметь дело с немецкой оккупационной политикой в отношении верующих. Я обратился в фонд Александра Гумбольдта (один из авторитетнейших научных фондов Европы) и получил возможность работать в архивах Германии, где и вёл исследования более трёх лет, параллельно преподавая в Мюнстерском университете. Немецким я владею свободно.
Ещё раньше работал я и в церковных архивах Германии, в частности в архиве РПЦЗ в Мюнхене, и в архивах Германской епархии Московского патриархата в Берлине. В последнем хранятся документы и по «евлогианским» приходам. Работая с архивами зарубежной Церкви, я месяцами жил в монастыре преподобного Иова Почаевского в Мюнхене, где располагалась резиденция архиепископа Берлинского и Германского Марка (Арндта). Это было ещё до восстановления канонического общения между нашими церквями, но владыка Марк поддерживал грядущее воссоединение, очень охотно меня принимал, и я сам постепенно стал участвовать в этом процессе, принял участие в двух предварительных конференциях, которые проходили в Венгрии и в Москве. Со стороны Русской Православной церкви инициатором конференций был тогда ещё архимандрит, а ныне митрополит Тихон (Шевкунов).
В те же годы меня пригласили на семестр прочитать курс лекций в Свято-Троицкой семинарии в Джорданвилле, в США. Там преподают по-русски, в отличие от Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке, принадлежащей Православной Церкви Америки. Довелось мне общаться и с владыкой Лавром (Шкурлой). Владыка был русином, происходил из села на территории нынешней Словакии, вырос при монастыре Иова Почаевского, где наставниками его были недавние русские офицеры, около десяти из насельников тогдашней обители стали впоследствии архиереями РПЦЗ. Владыку Лавра воспитали в духе любви к России, и поэтому он всю жизнь стремился к воссоединению с Матерью-Церковью. В Америке мне удалось получить доступ и к фондам архива Джорданвильской Свято-Троицкий семинарии, и Синодального архива РПЦЗ в Нью-Йорке, и к архивам ПЦА, и к Бахметьевскому архиву в Колумбийском университете.
– Зарубежная церковь – это ещё и Дальний Восток. Связаны ли ваши интересы и с этим направлением?
– Я изучал историю русской духовной миссии в Корее. Я был приглашённым профессором в университете Саппоро на острове Хоккайдо в Японии, и провёл там девять месяцев. Мне довелось общаться с иерархами Японской Православной Церкви, в том числе с ее предстоятелем владыкой Даниилом (Баянторо), жить в здании бывшей Русской духовной миссии в Токио.
Корея была в сфере японского влияния, с начала ХХ века до 1940-х годов была по сути японской колонией, и поэтому в японских архивах я обнаружил интересные материалы о церковной истории русской эмиграции именно на корейской земле.
– Над чем вы работаете сейчас? Какие ваши книги вышли недавно и что в планах на будущее?
– Я продолжаю работать над той же тематикой. Более меня интересует период антирелигиозных гонений 1960-х годов, это время не до конца исследовано, возможно я ещё напишу о нём монографию. Несколько месяцев назад у меня вышла книга об истории взаимоотношений Александрийского Патриархата и Русской Православной Церкви, сегодня эта тема эта актуальна в связи с созданием нашего африканского экзархата.
Продолжаю исследовать историю Санкт-Петербургской епархии. К юбилею Спасо-Преображенского собора должна появиться моя монография, посвящённая этому храму. Пишу новую книгу по истории Николо-Богоявленского собора, есть запросы и от других исторических храмов города. Недавно вышла книга «Новомученики Смоленского кладбища», пишу книгу о новомучениках Исаакиевского собора. О сестрах Иоанновского монастыря у меня уже была одна книга, я планирую выпустить расширенный вариант.
Продолжаю заниматься историей других конфессий – католической, лютеранско-евангелистской на северо-западе России. В конце прошлого года у меня вышел справочник по истории старообрядчества в этих краях – Ленинградской, Новгородской и Псковской областях. Громовское кладбище в Санкт-Петербурге было важным центром Белокриницкого согласия в Санкт-Петербурге, там до 1930-х годов служил епископ Геронтий (Лакомкин).
В этом году в издательстве Санкт-Петербургской Духовной академии должен выйти справочник по единоверческим приходам. История их будет изложена и по храмам, и по документам, и по биографиям.
Готовлю к изданию большой альбом по церковной жизни блокадного Ленинграда. Фотоальбом, но там же будут представлены и документы.
Мне кажется, что тема гонений на Церковь в начале ХХ века далеко еще не исчерпана. Вы наверняка знаете о базе данных пострадавших за веру священнослужителей и мирян, собранной ПСТГУ, она включает около 40 тысяч имён. Но по моей оценке, количество репрессированных по делам, связанным с Церковью, составляет от 150 до 200 тысяч имен, и эта оценка очень примерная. Многие материалы до сих пор остаются закрытыми. Так или иначе остаётся поле для новых исследований.
Кто есть кто в церковной жизни России 1920-х?
На Поместном соборе 1917 года после двухвекового перерыва главой Русской Православной Церкви был избран Святейший Патриарх Тихон (Белавин), ныне канонизированный святитель. До этого трон Патриарха пустовал, а Церковью управлял Святейший Синод.
Объединение вокруг Патриарха, первого среди равных – важнейшее условие единства церковного. Однако в условиях революционных гонений не всегда была возможность у архипастырей в отдельных епархиях связаться с Патриархом. На этот случай было принято постановление: каждая епархия временно может оказаться самоуправляемой (автокефальной), но только до восстановления порядка. Парадоксально, но это привело к ряду расколов, некоторые из них прожили до ХХI века. Подсыпали соли большевики и «чекисты», некоторые из расколов провоцировавшие.
Ещё при жизни Патриарха Тихона на его место стали претендовать «обновленцы», которых поддерживали власти. После смерти Патриарха Тихона во главе Церкви должен был стать митрополит Пётр (Полянский) – Патриарший местоблюститель, до законных выборов Патриарха. Но большевики арестовали и его, много лет держали в Заполярье, а расстреляли в Верхнеуральске, причём о смерти сообщили на год раньше.
Место владыки Петра предстояло занять митрополиту Сергию (Страгородскому), «заместителю местоблюстителя». С позиций канонических это выглядело всё более сомнительно, но избрать Патриарха или вызволить из заключения Местоблюстителя Петра не представлялось возможным. А в 1927 году митрополит Сергий под давлением властей подписал знаменитую «Декларацию», в которой признавал лояльность советской власти. Плюс через несколько лет был вынужден потребовать от зарубежных русских православных эмигрантов так же политической лояльности к большевикам, на что большинство естественно не согласилось. Так образовались разные направления и расколы среди тех, кто был недавно единой поместной Церковью.
Многие рядовые прихожане, особенно неграмотные старушки, и не подозревали при этом, что оказались в расколе – просто на Литургии вместо законного Предстоятеля поминалось другое имя.
«Тихоновцы» или каноническая церковь – те епархии и приходы, кто оставался в единстве с патриархом Тихоном, митрополитом Петром и митрополитом Сергием. Найти законную тихоновскую иерархию на местах в некоторых регионах было достаточно сложно.
«Обновленцы», «живоцерковники» – раскольники, при поддержке властей пытавшиеся захватить власть в Церкви, не признававшие патриарха Тихона и создавшие собственный синод – ВЦУ. Выступали за перевод богослужения на русский язык, дисциплинарные послабления, второбрачное духовенство, однако быстро «потеряли берега». Существовали до середины 1940-х, к этому времени большинство были расстреляны, отреклись от сана или вернулись к тихоновцам. В Челябинске во власти «обновленцев» одно время находился Свято-Симеоновский храм, будущий кафедральный собор.
«Григориане» – раскольники, объединившиеся вокруг митрополита Екатеринбургского Григория (Яцковского), не признавшем заместителем Местоблюстителя митрополита Сергия Страгородского и создавшим свой синод ВВЦС – Временное высшее церковное управление. Его сторонники были локализованы на Урале. В Челябинске его сторонником стал настоятель Александро-Невского храма на Алом поле протоиерей Петр Холмогорцев, впрочем он к тому времени перебрался в Свердловск, сделался секретарем Григория, а затем и сам «митрополитом». Всех расстреляли.
Иосифляне – сторонники митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых), не признавшего декларацию митрополита Сергия. Движение распространено было в Киевской, Харьковской, Краснодарской, Воронежской областях. Из Урала задет был разве что крайний запад – Ижевск. В Челябинске не наблюдались. Расколом не считаются.
Евлогиане – сторонники митрополита Евлогия (Георгиевского), эмигранты за пределами России, не пожелавшие давать обязательство о лояльности большевикам, и в итоге принятыми в Константинопольский (Вселенский) патриархат в качестве отдельного экзархата. Внутри Вселенской Церкви, где преобладал греческий язык, они служили по-русски и даже основали в Париже Свято-Сергиевский богословский институт. Экзархат просуществовал до 2010-х годов. Расколом не является, так как был канонически принят Вселенским патриархом.
Зарубежники, «карловчане», РПЦЗ – сторонники митрополита Антония (Храповицкого), эмигранты за пределами России не пожелавшие давать обязательство о лояльности большевикам, и образовавшие в Сербии, в Сремских Карловцах свое ВЦУ – Высшее церковное управление, к ним относились эмигранты Маньчжурии и Австралии, в конце 1940-х перебрались в США, их центром стал Джорданвилль. Сторонники возрождения монархии. В 2007 году официально воссоединились с Русской Православной Церковью.
«Американцы», ПЦА – русские эмигранты, в 1930-50-х годах перешедшие в поместную Православную Церковь Америки, в их числе крупнейшие богословы, священники Георгий Флоровский, Александр Шмеман, Иоанн Мейендорф.
Патриаршие приходы за рубежом – русские эмигрантские приходы, согласившиеся поддержать требования о лояльности советской власти митрополита Сергия и его декларацию. Пример – Александро-Невский храм в Париже, прихожанином которого до конца оставался философ Николай Бердяев.